После этой записки «В будущее» я как будто снова оказалась там, в то время, когда мне хотелось умереть. Я снова стала сомневаться, что у меня есть шанс справиться с этим. Я попыталась поговорить об этой записке с Сашей. Но у него аллергия на плохие новости. Он не может и не хочет ничего обсуждать. «Зачем?», «Все равно ничего не исправить», «Мы не узнаём теперь». Вот и весь диалог…

Я спросила его:

— Как ты думаешь, если бы Соня жила только с тобой, какой был бы исход?

После 5 минут пререканий и отказов это обсуждать, мне все же удалось узнать его мнение:

— Ну, я бы не парился на счёт учебы. Училась бы как могла. Спросил бы у неё, не нужна ли помощь и может лучше перейти в другую школу. Не захотела бы менять школу — оставил бы все как есть.

— А если бы ее оставили на второй или третий год?

— Тогда пошёл бы к директору и спросил, что делать.

Спросил бы директора… что делать…

Вот тут до меня дошло!

Я поняла, почему я так отчаянно старалась заниматься с Соней, почему мне было так важно читать ей книги, рисовать с ней, обучать чему-то, но и стараться подтянуть учебу. Много лет подряд. Каждый день каждого года кроме воскресений. И даже на каникулах.

Мне важно было, чтобы она увидела, почувствовала, поняла, что она может! У неё получится! Она особенная! У неё есть способности! Больше всего я хотела, чтобы у неё в этой жизни были возможности. Не плыть по течению, чтобы кто-то подобрал ее и все придумал и сделал за неё. А чтобы она сама выбирала! Чтобы была самодостаточной!

Я всегда осуждала эту врожденную, семейную слабость характера в Сашиной семье. Осуждала воспитание его матери. Ее слепое потворство своим и чужим слабостям, чрезмерная опека и забота, не желание или не способность видеть проблемы и ошибки. Эта же неспособность, как мне казалось, передалась и ее детям. То ли на биологическом уровне, то ли по причине того, что дети постоянно видели эту мамину слабость и зависимость, и неосознанно впитывали ее как губка. А потом повторяли как по кругу все те же ошибки. И вспоминая истории из жизни Сашиной семьи, я понимаю, как же я злюсь! Злюсь, потому что никак не могу принять этого. Не любить своего ребенка, быть к нему слишком критичным или даже безразличным — это ужасно! Но вот такая убийственная опека, такая зависимость, которая лишает ребенка воли, характера, желаний, амбиций, будущего, в конце концов — это не менее ужасно!

Когда мы только познакомились с Сашей, я помню, как спросила его:

— А где ты учился?

Он назвал какой-то Электролампово-электромеханической институт имени Втулкина-Поперечного. Кажется, дальше я спросила, нравилось ли ему учиться и хотел ли он работать по своей специальности. Получив отрицательный ответ, спросила:

— Почему не выбрал что-то более интересное и полезное?..

— Ну, у мамы не было возможности.

— Что? В смысле? Ты же в 21 год пошёл учиться в Институт?

— Ну да.

— И твоя мама тебе выбирала институт?

— Ну я пошёл куда все пошли…

Вот это я не могла понять. Не могла принять и понять этого. Осуждала его. За лень, инфантильность, слабость и желание скинуть ответственность за свою жизнь на кого угодно. А главное, не способность делать свой выбор. Осознанный выбор. Ставить себе цель и трудится ради неё. Не желание думать, делать, создавать. Желание прилипнуть пиявкой и сесть на чью-то шею. И главное — не дай Бог, кто-то скажет что-то плохое! Нет-нет-нет! Не может быть! У нас все хорошо! Сашина мама иногда так и говорила: «Нет-нет! Не говори мне этого! Я не хочу знать! Не хочу это слышать!» Он ей в ответ: «Мама, ну послушай, ведь это провда!» — но она только в ответ мотает головой, только что уши не закрывает, как маленький капризный ребенок.

Сашина мама до сих пор ни разу не позвонила и не выразила даже простых соболезнований. Ладно мне, я для нее чужой человек. Но и Саше она за эти полтора месяца не позвонила ни разу…

Вот эти качества я ненавидела в Сашиной семье и ненавидела их в Саше. Не способность принять ситуацию честно. Признать ошибку. Взять на себя ответственность. И терпеливо исправить ее. Проще самому себе врать, что все хорошо и ты молодец! А зачем что-то исправлять, если все хорошо?

Саша со временем изменился. Правда не обошлось без ошибок, последствия которых могли разрушить все, что мы создавали вместе годами. Видимо, ему нужны были все эти передряги, нужно было так сильно ошибиться, чуть не потерять все — бизнес, уважение, отношения и семью, чтобы в итоге осознать, как это важно — нести ответственность за свою жизнь и за все что ты в этой жизни делаешь самому.

Я часто просила Сашу вместе изменить нашу жизнь для того, чтобы Соне было проще. Чтобы она, глядя на нас тоже захотела что-то изменить.

Я много лет работаю из дома. Встаю когда хочу, работаю когда хочу и сколько хочу. Сама решаю, чем мне заниматься, сама придумываю и планирую свои рабочие задачи. И я очень любила свою работу и можно сказать, что иногда работа так увлекала меня, что я просто не могла остановиться, могла просидеть до утра.

Саша почти всегда был в разъездах. Он очень много времени тратил на свою машину (он фанат рестайлинга и любого тюнинга), а в остальное время он бывал в тренажерном зале (6-7 раз в неделю), и проводил нечастые встречи по работе.

Когда он приезжал домой, то он ел и потом ложился играть в PlayStation. Я ложилась рядом и смотрела как он играет. Соня обычно в это время все ещё делала уроки… Вот так каждый день… Ребёнок корпит над нелюбимыми учебниками, папа играет.

Я даже как-то спросила у Сони: «Соня, скажи, тебе наверное не приятно и не понятно, и наверное, кажется не справедливым, что ты там трудишься, а мы тут развлекаемся? Ведь это странно — я заставляю тебя работать ради твоего светлого будущего, а вот он — папа. Особо ничему не учился, особо не трудился, и вот — все у него есть. Так зачем тебе все это? Так?…»

Все это я спрашивала при Саше, чтобы доказать ему, что мы в ответе за ее восприятие реальности, мы формируем среду ее жизни и мотиваций. Так как же можно создавать такой разрыв? Она — мучается, трудится. Ей и так не легко, а попробуй-ка потрудись, когда в соседней комнате развлекаются! Да ещё и про какое-то эфемерное будущее все время говорят, про хорошую учебу, институт, важность знаний и умений. А тут вот веселый папа—дуралей, который и пишет то до сих пор с ошибками и живет, как ему хочется. Где логика?

Она часто не хотела отвечать на такие вопросы... По образу и подобию папы, она старалась не думать о плохом. Или меня не хотела расстраивать… С большим трудом я все же узнала у неё, что да, ей не легко связать эти вещи и не понятно, почему нужно так много трудится, когда рядом пример веселья и раздолбайства.

На все это Саша неизменно отвечал:

— И что же ты предлагаешь?

— Перестать играть по вечерам в PlayStation!

— А что же мне делать?

— Смотреть хорошие фильмы, читать книги, помогать с Соней, в конце концов!

— Я так устаю за день, и что, я не могу просто расслабиться?! Я же не развлекался целый день, я работал! И ты работала! Так почему мы не можем отдохнуть?!

— Ну хорошо… Я понимаю... Ты не хочешь глобальных перемен… Но давай тогда хотя бы дадим возможность Соне быть более самостоятельной? Она видит меня дома, не воспринимает мою работу, как что-то важное. Ей нужно ощущать себя взрослой, самостоятельной.

— Ну, так пусть будет! Закройся в комнате и пусть она сама справляется со всем!

— Я не могу так поступить! Если у нее вопрос по урокам, я должна ей ответить, помочь. Если она просит помощи, я не могу ей отказать или сделать вид, что меня дома нет.

— Так что ты предлагаешь?!

— Я могу как все нормальные рабочие люди уезжать работать в офис…

Пока мы были дома, я делала домашние дела, помогала Соне с учебой. И в перерывах я работала. Это было с одной стороны удобно — она всегда могла подойти и спросить. С другой — я отвлекалась от работы, и Соня скорей всего не думала, что то, что я делаю имеет какую-то ценность.

Однажды я ей показала, что я делаю. В каких программах работаю и как много всего нужно знать. Я рассказала, что я продолжаю учиться новому.

Ещё однажды я удивила ее, показав, что у меня на телефоне. Там были книги и научные статьи. У меня на телефоне нет ни одной игры. И телефон я использую только для работы и чтения. Кажется, она тогда очень удивилась.

Но Саша всегда стоял на своём:

— Нет! Я против! Ты работаешь из дома и меня это устраивает! Я не зря сделал для тебя домашний сервер, покупаю тебе дорогое оборудование для работы. Я хочу, чтобы ты работала, не нервничала, и не тратила время на какие-то офисы. Я категорически против! У нас хорошая жизнь! И я не хочу ее менять, только чтобы «создать какие-то там условия»!

И вот так происходило каждый раз.

Он не хотел, чтобы я выходила из дома. Он не хотел отказываться от PlayStation. Он не хотел ничего менять.

Несколько дней назад я почувствовала, что меня опять накрывает. На прикроватном столике, рядом с розой стоят Сонины письма Деду Морозу. Я предлагала ей писать их, когда она ещё верила в него. Оформляла красивые конвертики каждый год. Делали мы это заранее, недели за две до Нового года. Я сохранила все эти конвертики и открытки, с каждого Нового года…

Мы все писали свои пожелания Деду Морозу. Ну а Сонины конвертики я открывала, чтобы узнать, что ей подарить на Новый год!

Но когда она выросла и узнала, что Дела Мороза нет, я все равно предложила ей написать. Просто представить, что Дед Мороз — это такая большая, добрая сила. Он, конечно, не приносит игрушки, но может исполнить желание души. И так Соня нарисовала 2 письма для Дела Мороза. Одно из них было открыто. А другое заклеено. И я их не открывала никогда. Не знаю почему… Мне показалось, что это ее желания души обращено к Доброй большой силе, а не ко мне и это будет просто не корректно его открыть, ведь Соня его даже заклеила… и теперь я почувствовала, что мне можно их открыть. Вот что было в одном из них:

«Дорогой Дедушка Мороз! Пожалуйста, подари мне и моей семье счастья, здоровья, радости, успеха и сделай так, чтоб мы не часто ссорились.

С Новым годом!

P.S. И ещё, Дедушка Мороз! Игра мамы и папы все портит. Они часто в неё играют и Мама, когда я вхожу, кричит на меня. И поэтому мне бы хотелось, чтобы мама и папа поменьше играли в эту игру.

Пожалуйста, милый Дедушка Мороз!

С наилучшими пожеланиями и любовью, Соня!»

Мама, когда я вхожу, кричит на меня… Прочитав это, я захотела либо разбить эту PlayStation, либо съесть все транквилизаторы, которые только-только купил Саша по рецепту на несколько месяцев вперёд.

Но не смогла выбрать в итоге, что же нужно сделать сначала... Да так и сидела и только плакала.

Я вспомнила, что Саша однажды играл в такую игру, где нельзя ошибаться, «погибать», иначе придётся начать с самого начала. И чуть отвлёкся — начинай сначала. Поэтому, когда он в неё играл и входила Соня я заранее кричала: «Соня! Подожди! Нет-нет-нет! Подожди! Только не сейчас!»

Однажды она хотела просто что-то принести, а я вот так закричала. Она обиделась, ведь ей ничего не нужно было. Я пошла и попросила у неё прощение. Мне показалось, она простила меня. Но она помнила это, ей было не приятно и обидно.

Она хоть и пожимала плечами, говорила «не помню», она помнила…

Как жаль, что я не прочитала это письмо раньше, когда оно и было написано. В прошлом году? В позапрошлом? На открытке не было года...

Отвечая самой себе на вопрос психолога о том, почему я испытываю такое сильное чувство вины, я поняла вот что. Кроме осознания своих многочисленных ошибок, есть ещё кое-что. Мне было не все равно. Много лет я пыталась. Я придумывала разные решения, я искала эти решения и пыталась их испробовать раз за разом. Не подходит! Не работает. Попробую по-другому... Снова не работает…

Я отчаянно старалась «вытащить» ее наверх. Показать, как интересна, хоть и сложна может быть жизнь. Как здорово, когда делаешь то, что тебе по душе! Какой кайф ты можешь испытать, придумав что-то своё и воплотив это в реальность.

Я принимала решения. Я брала на себя эту ответственность. Я понимала, что если ничего не делать, то ничего не будет. Я знала, что как сорняки могут расти только очень сильные с детства люди, с характером, упрямые, с железной силой воли. А что делать с маленьким одуванчиком? Повторить опыт Сашиной мамы и всю жизнь опекать, вытирая поочередно своему ни на что не способному дитятке поочередно, то нос, то попу? Или последовать Сашиному плану? — Сыты? Обуты? Ну вот и все. А если все будет совсем плохо, то схожу к директору/маме/другу и спрошу у него что делать… А скорей всего, не буду делать ни-че-го.

Я как тот генерал, который принимает тысячи решений. И некоторые из них могут оказаться не просто ошибочными, а фатальными. Все твоё войско может погибнуть. И кто же примет на себя ответственность за провал? Тот, кто принял решение и следовал ему до конца. А кто не чувствует вины? Тот, кто не виноват. Или тот, кто вообще не принимал никаких решений. И получается, вроде и не виноват. Но в итоге мы оба виновны. Я — за то, что делала. Он — за то, что не делал.

Мы живем рядом со своим маленьким, или уже не маленьким ребёнком и не знаем его. Почему? Это трудно. Ведь ребёнок порой и сам не понимает себя. Но если в семье есть безразличие, страх или лень принять ответственность за жизнь и судьбу своего ребёнка, тут точно ничего хорошего не выйдет. Может я и не права… я не знаю... но я просто не могла наплевать на неё. Мне недостаточно было ее просто накормить и дежурно спросить: «Кадила?»

Я бы хотела, чтобы все эти сложные решения принимал за меня кто-то другой. И ответственность бы автоматически падала на этого человека, не на меня. Я бы хотела. Да не кому…

И вот, думая над всем этим, я чувствую, что снова возвращаюсь в стадию «Гнев». Осознаю себя в ней. И мне ничего другого не остаётся, как принять это.

Бывают и темные дни…