← День 121. Классическая антиутопияПредыдущая запись
День 123. Пора домой и немножко магии →Следующая запись

Сегодня, спустя почти 6 месяцев со дня смерти Сони мы с Сашей поссорились. Так серьезно, с выяснением отношений в первый раз. Даже не знаю, как это произошло. Я и сама не ожидала, что все это было внутри меня. Ждало, видимо, своего часа.

Ничто не предвещало ссору. В горах убийственная жара, мы поехали в город в самый солнцепёк, оба с ужасной головной болью. Первый пункт назначения — аптека. С такой головной болью невозможно не только гулять, но и просто думать.

Мы зашли в ресторан одного из отелей на набережной, присмотреть будущее место для обеда, охладиться и выпить по чашке капучино.

В холле отеля было свежо и уютно. Мы удобно расположились за одним из столиков и болтали как будто ни о чем. Саша всего лишь поделился тем, что хандрит оттого, что ему не хватает обычной рутины — тренажерного зала, его постоянных поездок. А вот работать стало тяжело. Ничего не хочется.

— А я говорила, что ты захандришь без всего этого — я улыбалась, когда сказала это.

— И что это значит? И чему ты радуешься?

— Да ничего, наверное, не значит. И я не радуюсь. Просто это то, что отвлекает тебя на время. Но не лечит. Эти поездки «по делам» — это просто чтобы не думать и не чувствовать. Но как только ты остановишься на минуту, все снова вернётся.

— А что разве может что-то вылечить? И ты почему-то говоришь мне все это и тебя как будто это веселит!?

— Это не веселье. Это сарказм. Совсем вылечить такое не получится. Но если ты найдёшь что-то действительно важное для себя, что-то полезное, то это может помочь.

— Я и так делаю то, что важно для меня.

— Что например?

— Я работаю. У меня не просто «поездки по делам». Я езжу по работе.

— Ну, по работе ты ездишь максимум раз в 2 недели — забрать шкафы у Рустама. И на транспортную ты ездишь примерно с такой же частотой. А остальное время?

— Остальное время — другие дела…

— Какие?

— Что ты хочешь от меня? Да, я занимаю себя, чем могу, чтобы меньше думать. И это мне помогает. Ты же тоже чем-то занята была все это время?

— Это другое.

— Почему это — другое?

— Я не думаю, что ты будешь сравнивать все то, что делала я за последние месяцы со своими регулярными поездками в автосервис для того, чтобы прикрутить очередное хитрое улучшение на свою машину.

— Ну почему бы не сравнить? Тебя то увлекает, меня это. Каждому своё. Я вкладываю время и деньги в свою машину потому, что она — мой главный рабочий инструмент. Без машины я не смогу нормально работать.

— Но ты ведь не просто чинишь дефекты и поломки. Ты что-то добавляешь, причём то, без чего твоя машина совершенно легко может обойтись. И в процессе установки нового допа, мастера обязательно либо установят это оборудование не так, либо повредят что-то предыдущее. И вот так 80% времени у тебя уходит не на работу, а но поездки в автосервис. Сначала прикрутить что-то новое, потом исправить это новое, потом исправить то, что «задели», пока исправляли или устанавливали. И так по кругу.

— Почему ты вдруг стала осуждать меня за это? Каждому своё. Да, мне это нравится. Ну и что?

— Да ничего. Не сам факт того, что ты этим занят большую часть своей жизни меня раздражает. А то, что ты в этом даже себе не можешь признаться.

— Что это тебя-то вдруг так стало раздражать?

— Может ещё и потому, что ты так любишь читать нотации моим родителям и мне жаловаться на них. Утверждаешь, что они так бездарно проживают остаток своей жизни. Почему же тогда ты не принимаешь и их выбор с пониманием? Ты прав, каждому своё. Тебе — подшаманивать свою машинку, моим родителям — смотреть телевизор. Так в чем разница?

— Разница в том, что я делаю что-то, а они нет. Мне это помогает, а им нет.

— Да, ты делаешь. Для себя. А они для себя. Никакой нет в этом разницы. И моя мама приведёт десятки доводов, почему для неё так важно и полезно смотреть эти политические передачи. Так же как ты сейчас мне расскажешь о своих доводах.

— Так что ты хочешь, чтобы я делал?!

— Я не знаю... я и сама теперь буду искать что делать. Чтобы не зря. Чтобы была польза. И не только мне. Ты осуждаешь моих родителей за то, что их жизнь не поменялась после смерти Сони. Они не поменялись. А ты сам? У тебя ведь все тоже самое!

— Что ты хочешь мне всем этим сказать?!

— Не знаю... может, если бы мы не занимались всякой ерундой, а больше посвящали время своему ребёнку, то она была бы жива…

Я сидела напротив Саши. Мы оба молчали. Я не знала, что сказать. Да и любые слова уже были лишними. Я сидела ошарашенная сама тем, что только что сказала. Все это время я запрещала себе не только говорить, но и думать о Саше плохо. Он большой и добрый ангел, что же тут еще?.. И вот теперь я вдруг поняла, что ангел вдруг стал простым человеком, который сейчас расстроен и растерян.

И снова я делаю это. Близкий человек в трудную минуту нуждается в поддержке. И что делаю я? Я делаю ему еще больнее. Я встала и вышла из ресторана. Я не знала, что буду делать. Ехать обратно в отель? Я не хочу. Гулять по улицам? Жара 40 градусов.

«Почему я так сорвалась на него?» Ведь на самом деле, сознательно я не думала обо всем этом. И я не думала так, когда говорила ему это все там, в ресторане. Ни разу за долгое время. Да, в самом начале, несколько месяцев назад я помню период острого гнева. Я тогда злилась на Сашину маму и на их семейную черту — не способность признать проблему, и не желание что-то исправить. «Если ничего не делать, то проблема подумает, что ты мёртвый и просто пройдёт мимо». Вот что меня бесило. Но этот этап прошёл. И с тех пор, как я побывала в Керчи и увидела растерянную и слабую маму Саши я перестала злиться на неё. Я просто поняла, что все люди разные. Она очень слабая. Рассчитывать в трудное время на неё бесполезно. Может это трусость, может просто недостаток силы духа. Но она не плохой человек. И зла никому не желала.

И вот теперь я чувствую, что хоть и обидела Сашу, но я только сейчас сама для себя случайно открыла правду, которую так долго скрывала от себя самой.

Он живет той же жизнью, он не изменится. Ничего не изменится.

Однажды я посмотрела фильм Звягинцева «Нелюбовь».

Это фильм ужасов. Просто потому, что сюжет — правда. Ребёнок, который был никому не нужен. Два самых жутких момента фильма особенно запомнились мне.

Первый — когда мальчик слышит, как ругаются и главное, о чем ругаются его родители в разводе. Матери нужно в отпуск с любовником, а отцу в отпуск с новой семьей. И они спорят кто из них должен забрать сына. Ни один из «любящих» родителей не желает взять с собой мальчика-подростка, двенадцати лет. И в момент ссоры показывают этого парня. Он тихо плачет. Нет, даже не так. Он беззвучно кричит. Он закрывает глаза руками и медленно сползает по стенке на пол. Он закрывает себе рот, чтобы родители не услышали его плача. Он плачет от боли и осознания того, что он никому не нужен. Он лишний. Он мешает.

И он решает освободить своих таких уставших и таких занятых родителей от хлопот. Это так страшно, я думаю, что моя Соня испытывала те же страшные чувства в ту последнюю ночь. Это самое дикое отчаяние, которое только можно себе представить. Потому что если пережить такое, то шансы на выживание очень малы.

И парень решает уйти. Раз он обуза, раз он никому не нужен.

Весь фильм волонтеры отряда Лиза-Алерт пытаются искать ребёнка. И в процессе поисков складывается впечатление, что это только им и нужно, да ещё молодому, небезразличному следователю.

Второй страшный момент фильма уже в конце. Тело ребёнка уже было найдено где-то в лесной канаве. И спустя месяц или два показывают его родителей. Папаша все так же сидит с бутылочкой пива и смотрит футбол. Рядом его второй ребёнок, рождённый уже в новой семье. Он почти безразлично поглядывает на этого малыша. И через мгновение показывают мать — она безучастно сидит со своим престарелым любовником и тупо пялится вместе с ним в телек. Ничего не изменилось. Вот это безразличие. Вот это спокойное течение жизни. Это жутко…

Наверное, этого я и боюсь больше всего.

Я все ещё иду. Куда я иду? Прямо. Мне нужно купить воды. Да, пойду куплю воды. Очень жарко. На улице 36 градусов. Снова болит голова.

И тут я вспомнила. Это было вчера.

Вчера вечером мы сидели рядом и смотрели сериал «Доктор Хаус». Я обняла Сашу и чуть громко вздохнула от тянущей боли в груди.

— Что такое? — обеспокоено спросил Саша

— Да ничего страшного. Просто чуть грудь побаливает. Наверное, из-за ПМС. Отекает немного. Это нормально.

— Надеюсь ты не залетела?

Я слышу эту фразу… смотрю на него и, наверное, у меня на лице недоумение.

— Эээ... то есть... я хотел сказать, если ты и залетишь... то есть… забеременеешь, я... ну я любому исходу буду рад…

Я постаралась не думать об этом, выбросить это из головы. Ну сказал и сказал. Он часто говорит что-то такое, а потом или не помнит или потом оказывается, что совсем не это имел ввиду…

Так я и подумала вчера. Вернее, решила так думать. Затерла, замазала этот момент. Но я слишком хорошо знаю о таких вот «оговорках». Это чистая, ничем не прикрытая правда. Вот так спонтанно, без фильтра. И мне понадобилось 12 часов, чтобы эта новая информация поднялась наверх из моего подсознания на уровень сознания, и стала настоящей причиной моего сначала сарказма, а затем и этой неконтролируемой злости.

И вот только сейчас я поняла это.

Ничего не меняется в жизни. Все будет как раньше. Как те двое, каждый перед своим телеком? Он «надеется», что я не залетела…

Да, я тоже на это надеюсь. Потому что проходить все это заново я не выдержу. Безразличие к происходящему, не желание осознавать проблему, зацикленность на том, как ты выглядишь и как выглядит твоя машина с одной стороны. И бессмысленные, нелепые попытки сделать хоть что-то, изменить, исправить, придумывая новые варианты, снова провал и злость с другой. В таком случае и правда, лучше не размножаться…

И я поняла, почему и куда я иду. Я дошла до аптеки. И купила не только воду. Но и тест на беременность. Чтобы знать точно.

Через 15 минут я знала. Все в порядке, Сашины надежды оправдались. Я не залетела. Теперь даже слово это мне кажется мерзким. «Надеюсь ты не залетела»… эта фраза так крепко засела у меня в подсознании. Как заноза в пальце.

И вот только сегодня, в этой спонтанной ссоре, когда я дала волю эмоциям, я смогла осознать эту горечь от потери мечты. Нет, «мечта» — это даже слишком громко. Слабая надежда очень глубоко внутри, в которой я не признавалась даже себе.

Оказывается, где-то втайне, очень глубоко я и правда надеялась. На то, что у нас есть ещё шанс быть нормальной, хорошей, любящей семьей. Мама и папа, которые хотят малыша и им не все равно. А когда узнают о беременности искренне рады и благодарны за этот подарок. А когда малыш рождается, оба делают все для того, чтобы он вырос добрым, счастливым и хорошим человеком.

Оказывается, эта маленькая, но такая красивая надежда рассыпалась ещё вчера. Но только сегодня я это осознала. И то в процессе ссоры. Ведь я запрещала себе думать плохо или критиковать Сашу. Он в горе, поэтому это было бы неправильно. Да, он в горе. И я в горе. Все в горе. Но мы живые. И живы мы только потому, что нами движут мечты, желания и надежды. Если они вообще есть. Какие мечты и желания у Саши? Я не знаю…

Недавно я заметила, что Сашины желания полностью зависят от моих. Я хотела жить в доме, Саша начал думать о постройке дома. Потом я захотела жить на Васильевском острове, он загорелся и этой идеей. Я даже сказала ему:

— Ты не замечаешь, что твои желания появляются и меняются в зависимости от того, чего хочу я?

И на это он мне ответил:

— Да. Ну и что. Я хочу, чтобы ты была счастлива и поэтому твои желания становятся и моими.

Это конечно очень трогательно. Когда речь идёт о вещах, которые можно просто купить. Но если речь о семье, о ребёнке, то я не понимаю как это возможно. На эту тему он мне сказал вчера, когда заметил мое удивление:

— Я не могу сказать, что я хочу или не хочу ребёнка. Как будет, так и будет.

А может быть желание иметь ребёнка заложено только в женщине природой? Я не знаю. Ведь этого желания у меня и не было никогда. Ну со мной все ясно, я росла в семье, где люди с большим трудом проявляли свою любовь и если и проявляли, то часто довольно странным образом. Но у Саши была хорошая, любящая семья. Так почему же он не испытывает осознанного желания стать отцом? Заботиться о своём ребёнке, искренне интересоваться им, стараться развивать в нем все лучшее, поддерживать в трудные моменты, любить и чувствовать в ответ любовь. Почему не возникает этого естественного желания передать всю ту любовь, что он получил сам?

Я и сейчас понимаю, что мои надежды все ещё были связаны с мечтой встретить Соню, вернее, ее душу здесь на Земле. Если только она решит попробовать ещё раз. А раз беременности нет, значит ни Соня, ни какая другая душа не хочет выбрать меня мамой. И значит мне не суждено пережить радость материнства ещё раз.

Расстраивает ли меня это?.. Да.

Помешает ли это нам оставаться вместе? Не знаю… До сегодняшнего дня я надеялась на то, что наша любовь нас поддержит и даже спасёт. Что ее будет достаточно, чтобы совершить чудо — стать настоящей, любящей семьей.

Значит будем как-то жить. Будет болеть. И это нормально. Живут же некоторые люди с ДЦП, аутизмом, инвалидностью, терминальной стадией рака. Живут, болеют, страдают и живут. И каждый день им больно и это их жизнь и выбора у них нет.

Вернее, выбор есть. Кем оставаться, испытывая эту боль.

Вот и вся твоя свобода.

Сегодня особенно грустно.

Плачу на каждом шагу. С Сашей мы помирились. Но грустно все равно.

Может, потому что я сегодня попрощалась со своей тайной маленькой надеждой на нормальную, человеческую жизнь.

Видела сегодня трёх девочек, так похожих на Соню. И каждый раз плакала и долго не могла остановить слёзы.

Или потому, что завтра мы уезжаем и наш отпуск в горах подошёл к концу.

Или потому, что завтра ровно месяц с того дня, как мы отпустили Соню и она стала морем.

А может и все вместе.

← День 121. Классическая антиутопияПредыдущая запись
День 123. Пора домой и немножко магии →Следующая запись