Последнее время я много злюсь… Я не могу с собой ничего поделать. Иногда удается остановиться на полпути, а иногда нет. И тогда эта злость, освобождаясь, охватывает меня, позволяя говорить то, что думаю, чувствовать этот гнев внутри меня. Вспоминая сны, которые снились мне о Соне, я вспомнила еще один. Этот яркий сон приснился мне примерно месяц назад, когда мы были у моих родителей, в Анапе.

Мне снилось, что я в своей школе, рядом одноклассники. Но я уже взрослая. По крайней мере я себя такой ощущала. Я сижу со своей соседкой по парте. И она вдруг отталкивает мою тетрадь. Случайно или нет? Тетрадь отлетает на другой конец парты. Я поднимаю голову и вопросительно смотрю на соседку. Но на ее лице безразличие и даже ехидная улыбка, что-то типа: «Ну а что такого, подумаешь!» Увидев это, решение приходит моментально. Резким движением я смахиваю ее тетрадь так быстро, что тетрадка улетает с парты и падает на пол. Соседка возмущённо вскрикивает: «Ты что?!?» А я смотрю на неё в упор, молчу, но в моем взгляде уверенное спокойствие и вызов: «Сделаешь такое ещё раз? — Получишь в ответ!»

Этот вскрик соседки слышит учитель и отвлекается на нас: «Что там происходит?» — «Она сбросила мою тетрадь!» — обиженно кричит соседка со своего места. Я молчу. Я не собираюсь пререкаться. Не собираюсь оправдываться. И мне все равно что будет. «Отсядь!» — командует учитель. И я, удовлетворённая тем, что могу сменить место на более комфортное — ведь там не будет соседей, ухожу на заднюю парту, сажусь, чтобы продолжить свою работу в гордом одиночестве. Урок продолжается. Учитель задаёт вопрос. Я знаю ответ. Но никто не поднял руку, чтобы ответить. Я поднимаю руку. Учитель, ещё под впечатлением недавнего инцидента минуту назад, нехотя спрашивает у меня ответ. Я отвечаю. Ответ правильный, но не полный. Тут остальные сразу понимают в какую сторону нужно думать, и начинают тоже тянуть руки. И, прежде чем я дополняю свой ответ, подскакивает обеспеченная троечница, которая всегда любила быть в центре внимания. Она выкрикивает без разрешения учителя необходимые дополнения к правильному ответу. Учитель довольно улыбается и хвалит ее. Я думаю про себя: «Что за… никто не знал что ответить, и тут она ее хвалит за украденный ответ?..» Видимо мой недовольный вид привлекает и учителя, и одноклассников. Кто-то скалится в ехидной улыбке, кто-то просто смотрит с любопытством. А я вдруг говорю им: «Вы так и останетесь тут. Будете прогибаться, юлить, лгать. Зачем? В чем смысл такой жизни? Стараться казаться самыми умными? Самыми успешными? Но это же не так! Вы просто кучка подлых шакалов...» я встаю и выхожу из класса.

Урок заканчивается, и я понимаю, что мне не за что себя винить. Я все сделала так, как нужно. И да, я буду отстаивать своё мнение, я все равно буду идти своим путём, до конца. Потому что я знаю, вернее чувствую, где для меня «правильно», а где нет. Где правда, а где подлость и ложь.

Я выхожу из школы, зная, что мне нужно идти в другое здание (тут я понимаю, что это уже не школа, а Университет). Мне нужно встретиться со своим научным руководителем, чтобы обсудить мою дипломную работу.

Я выхожу на улицу и вижу, что на встречу мне идёт… Моя любимая бабушка! Она была учителем математики в старших классах в школе, в которой я училась. Она умерла, когда мне было около 20 лет, то есть почти 20 лет назад. И я думаю про себя: «Как? Бабушка преподаёт здесь?!» Бабушка подходит и обнимает меня! Я обнимаю ее, и я так рада ее видеть! А потом я начинаю оправдываться, мне немного стыдно, что я устроила на этом уроке. Опять не сдержалась, опять не проявила «должного уважения» и терпения… Но бабушка говорит мне: «Все правильно. Я видела все. Ты все правильно делаешь. Ты хорошо справляешься. Ты защищала себя.»

Я очень рада ее словам. Ведь это значит, что я могу оставаться собой.

Я иду на встречу со своим научным руководителем. Вхожу в кабинет, сажусь, готовая к беседе по теме моего диплома. И тут я вижу, что мой научный руководитель — любимая Сонина учительница по английскому языку! И я снова очень этому рада! Она строгая и справедливая! Соня именно за это ее и уважала.

Она смотрит на меня, улыбается и я понимаю, что моя жизнь и есть моя дипломная работа, которую мне вроде как нужно с ней обсудить. Но она ничего не говорит мне, а только смотрит на меня и просто улыбается…

А дальше я просыпаюсь…

Прототипом подлого учителя на том уроке из моего сна я, скорей всего, видела директора нашей школы. Она вела у нас уроки физики. Она была очень слабым учителем и не очень порядочным человеком.

Детей она не любила и все что ее интересовало — это спонсорские «пожертвования» школе от богатых родителей детей, коих в нашем классе было предостаточно. Она была очень грубая и жёсткая, могла просто ударить ребёнка, причём, любого возраста, даже очень маленького, если ей казалось, что он ведёт себя не подобающе. Однажды и мне досталось. Дети играли на переменке, и мне попало просто потому, что я первая, кого она смогла ухватить. Рука у неё тяжёлая…

Она жестко критиковала детей, читала морали и нотации налево и направо. Девочкам в старших классах запрещалось пользоваться косметикой, и носить любые прически кроме одной: «Волосы должны быть убраны!» Длина юбки каждой школьницы замерялась директрисой автоматически, на глаз. И если эта длина не соответствовала ее нормам, то девочка тут же отправлялась «на ковёр», где ей промывали мозги не самым педагогичным образом, оскорбляя и унижая.

Потом как-то случайно, я увидела ее дочь. Она выглядела то ли как матрёшка, то ли как представительница той самой древней профессии. Красные губы на пол-лица, брови как у Цыганки, косметики было так много, что казалось, что она вот-вот облупиться и упадёт, как старая штукатурка со стены! Куча безвкусной бижутерии, короткая юбка, которая больше напоминала пояс. В целом своим видом она напоминала Марфушку из сказки Морозко. К тому же она вроде была известна своими «похождениями», и потом «прославилась» то ли ранней беременностью, то ли наркотической зависимостью. Так что учитель физики — наш директор школы, вполне могла быть «прототипом» плохого учителя и педагога-ханжи в моем сне.

С одноклассниками в старших классах у меня были сложные, натянутые отношения. Вернее, не было никаких.

Когда-то, классе в 9 я случайно «сдала» большую часть нашей богатенькой тусовки классной руководительнице. Это случилось после танцевального вечера в школе, который закончился всеобщей попойкой. В которой, к сожалению, участвовала и я. Все успели разбежаться, а я вот не успела сбежать… И наша «вторая Мама», мудрая и добрая классная руководительница, опросила меня вот в таком состоянии и узнала, как заправский детектив кто пил и когда пил.

Как раз в тот период я жила у своей бабушки. Мама и папа уехали в отпуск на море. А меня привела поздно вечером классная руководительница и одноклассник. Это был такой стыд... Мне было плохо. Это была моя первая пьянка, и в таком состоянии я раньше не бывала.

На утро бабушка разбудила меня резким «Вставай! И иди в школу». Она всегда будила меня нежно и по-доброму: «Доооченька, просыпайся. Пора вставать» и при этом она гладила меня по спине, по голове, продолжая приговаривать нежные слова. Бабушка почему-то всегда звала меня так: «Доченька». А я и не возражала, ведь моя мама ни разу меня так не называла. Но не в этот раз...

В то утро бабушка ушла в школу раньше. А мне было стыдно и противно от самой себя… Никогда бабушка не разговаривала так со мной... Что же теперь будет?.. Неужели она меня больше не любит? И больше никогда не назовёт меня ласково и не погладит? Детство кончилось в эту ночь. Я была предателем, мерзкой и подлой. Бабушка доверяла мне. А я... Если бы это сказала моя мама или папа, это была бы для меня ерунда! Они меня, бывало, таким словами «одаривали»! Но бабушка... Самое ужасное, что она не кричала, и вообще больше ни слова не сказала мне! Это было даже хуже, чем скандал и море обвинений — вот эта тишина.

Первое похмелье... Голова раскалывается. Но нужно идти в школу. Собиралась и шла в школу я целый час. И пришла в итоге ко второму уроку. Я видела, как смотрят на меня одноклассники. Я понимала, что я, наверное, сказала лишнего прошлой ночью. Но мне было так плохо физически, что я только и мечтала, чтобы этот учебный день поскорее закончился и я наконец, ушла домой.

Наконец-то я дождалась конца уроков. Вернулась домой к бабушке. Ее ещё не было дома, она оставалась в школе после уроков на продленку или помогать ученикам и потом ещё проверять тетради. Она всегда возвращалась домой только под вечер.

Мне было стыдно. Мне было невыносимо от мысли, что то, что произошло уже не изменить. Бабушка разочаровалась во мне навсегда. В классе надо мной смеются и ненавидят. Я навсегда останусь «стукачем». Что мне делать? Сменить школу? Мама никогда не пойдет на это, не примет мою сторону, а наоборот, ещё и добавит злости и осуждения. Я виновата, да. Я очень виновата. Я не хочу больше видеть никого из этой школы. Я боюсь смотреть бабушке в глаза.

«Что мне теперь делать?… Уйти из дома?.. Куда?.. Уехать на электричке куда-нибудь, найти в деревне пустой дом и остаться жить там? А что я буду есть? На что жить?... Как все это сложно... Выхода нет!.. Ничего уже не сделать... остаётся только... умереть?.. да... Тогда все проблемы будут решены... Не будет больше этого стыда, этого позора и страха. Мне не нужно будет искать прощения и боятся, что я его никогда не получу. Не придётся терпеть насмешки подлых трусливых одноклассников... Да... это может быть единственным выходом для меня теперь…»

Мои мысли прервал громкий звук. В дверь звонили. «Кто бы это мог быть?» — подумала я. Открыла. И внизу, на лестничной площадке я увидела несколько своих одноклассников. Они стояли и смотрели на меня исподлобья. Самые главные, лидеры этого крестового похода, смотрели злобно, с вызовом. Остальные, «шестёрки», выглядели понуро, опустив головы, лишь изредка поглядывая на меня снизу вверх.

— Ну что, сдала нас всех?!

Я молчала, смотрела на них и не понимала, зачем они пришли?

— Сдала? Вы думаете вчера по вашим пьяным рожам было не понятно кто из вас сколько выпил? — я знала, если начать оправдывать и мямлить, станет хуже.

— Не умеешь пить, не берись! Нам теперь из-за тебя так попадёт от родаков! — отвечал самый главный заводила.

— С чего вы взяли, что это я вас всех сдала?

И тут главный задира посмотрел на Вову... Именно он прошлым вечером помогал классному руководителю отвести меня домой. И тут я все поняла. Откуда данные о «сдаче».

Тот пьяный допрос я помнила смутно. Но я была уверена, что учитель не получил от меня развёрнутых данных о том, кто где и сколько пил. Кто принёс алкоголь, кто кого поил. Хотя бы потому, что я всего этого и не знала. Я, наверное, сказала лишнего, но о себе сказала как есть: «Покупала спиртное я сама. Вот в этом ларьке. Никто меня не угощал. Кто какой алкоголь приносил, я не видела, не знаю. Да, я видела, что другие ребята тоже пили. Где? Я не знаю.» Учитель методично называла имена, одно за другим и внимательно следила за моей реакцией. Конечно, она понимала правду. Зачем она задавали мне все эти вопросы, ведь она и так знала на них ответы?…

И вот теперь, глядя на Вову, опустившего голову, я поняла, что это он рассказал о допросе.

— Что ты ей сказала?! — рявкнул один из поборников правды, ещё немного пьяненький после вчерашнего.

— А чего ты меня то спрашиваешь? Вон, у тебя же есть осведомитель, его и спрашивай.

— Спрошу, как будет нужно. Ты отвечай на мой вопрос! У меня из-за тебя будут проблемы! У нас у всех из-за тебя будут проблемы!

— Ах из-за меня?!? То есть это я вливала в вас спиртное? Я купила и заставила выпить?

Все это сопровождалось едкими шуточками заядлыми стендаперами нашего класса. И в целом, эта тусовка внизу напомнила мне стаю шакалов. И я разозлилась! Страх и стыд сменился злостью! Я вдруг поняла, что мне нет смысла оправдываться перед этими людьми. Они просто не заслуживают этого! Они пришли, не потому что чувствовали необходимость высказать мне свою чёткую и верную позицию, чтобы пристыдить меня за содеянное. А просто потому, что они все как один боялись! Трусливые шакалы... А я тут ещё думала о смерти?! Да не дождётесь! И я стала говорить уверено и даже злобно:

— Вы все трясётесь только сами за себя! За свои шкуры! Что скажет моя мама, или мой папа! Ой, не дадут поиграть в приставку, или не отпустят погулять! Фу, трУсы! Самим то не смешно? Притащились сюда чтобы что? Гнобить меня? Узнать подробности, чтобы оценить масштаб будущих проблем? Узнать, скажет ли наша классная вашим родителям или нет? Что, страшно?

Я уже смеялась над ними. Злилась и смеялась. И знала, что я буду для них изгоем. Но мне было все равно. Потому что я почувствовала силу внутри. И потому, что мне уже нечего было терять. Да, это был гнев. Да. Гнев спас меня тогда. Упрямство, гнев, желание доказать. Себе, прежде всего.

— Мы боимся? Да ничего мы не боимся!

Из-за того, что говорить все стали громче, собака у соседки стала лаять. Это раззадорило группу «храбрецов», и они стали злобно шутить на эту тему, что там, наверное, какая-то мелкая трусливая шавка разнервничалась.

— Хочешь познакомится с этой мелкой трусливой шавкой? — спросила я.

Соседка держала огромную немецкую овчарку. Я это знала и поэтому взять на понт мужественного храбреца доставляло мне особый кайф.

— Ну и познакомлюсь, мне не западло!

И тут как по заказу соседка открыла дверь:

— А ну ка, пошли вон отсюда! Щас собаку спущу!

— Сама пошла! Никуда мы не уйдём!

Недолго думая, соседка ослабила хватку и огромная злобная морда выглянула из двери. Поводок туго натянут, пёс исходится лаем и вот-вот бросится на «храбрых спартанцев».

Лица у них были! Умора! Я расхохоталась, глядя как они удирают.

— Ой как смело вы убегаете, подождите, а как же неравный бой с трусливой шавкой?!

Но героев и след простыл. Я смеялась. Почти истерично. Я закрыла за собой дверь, вернувшись в квартиру. Этот смех в итоге почти перешел в слезы. Я знала, что теперь я стану изгоем для них. Плевать.

Конечно, они мне этого не простили. И учеба стала даваться с ещё большим трудом. Просто потому, что теперь пришлось стараться больше. Чтобы в любой момент не сплоховать. Не дать поводов для насмешек. Но я точно знала, что теперь у меня нет обратной дороги. И я должна поднять голову и жить дальше. Быть сильной и смелой. Я теперь всегда буду сама по себе. И я справлюсь.

Я благодарна одноклассникам за этот опыт. За мгновение до этого разговора на лестничной площадке, я почти опустила руки. Так испугалась, что уже видела один единственный выход для себя. Но этот гнев, эта злость тогда спасли меня. На протяжении последующих 2-3 лет я прочувствовала на себе, как быть изгоем. Что значит, когда ты чужой, одиночка в своем классе. Как это, когда над тобой смеются, издеваются. Но я и узнала, как это — быть смелым и уметь постоять за себя. Злость и упрямство, которые жили во мне всегда и не раз помогали мне справляться с детскими обидами и даже реальными опасностями в детстве, снова помогли мне переступить через жгучее чувство стыда и вины по отношению к моему любимому человеку — моей бабушке.

Кстати, бабушка ничего так и не сказала родителям. Не выдала меня. Она, конечно, простила меня, и я все так же чувствовала ее любовь до самого конца.

Иногда наступает такой момент в жизни, когда тебе кажется, что это конец. Что выхода нет. И тебе некуда идти. И ты никому не нужен. И ты всех подвел.

И в этот переломный момент появляется твоя внутренняя сила. Или нет.

Мне жаль, что Соне так рано пришлось пережить подобное. Или даже что-то намного более трудное. Но у неё, в отличие от меня, не было злости, которую можно было бы использовать, чтобы защищать себя. Ее злость осталась направлена только на саму себя.

А этот сон — одноклассники, отчуждение, страх, стыд, апатия и желание умереть, плохие учителя, попытка защищаться и уверенность в своей силе и своей правоте в итоге. Радость от встречи с любимым человеком, чьё мнение и чьё отношение всегда только и было для меня важно. И спокойная уверенность, что она меня любит и поддерживает. Что я все сделала правильно. Что я хорошо справляюсь…

Может это было напоминание обо всем об этом. И о том, что этот путь ещё не закончен? И добрая, понимающая улыбка моего «научного руководителя» во сне, как раз и говорила больше любых слов:

«Все хорошо. Впереди тебя ждёт ещё много всего. Будь готова. И не сворачивай.»