– Ты стала другой. Ты, может быть, не видишь этого, но это так…
Я смотрю вниз, голова опущена, я не знаю, что на это сказать.

– Ты слышишь меня, Оля? Ты меня беспокоишь. Даже не так, ты меня пугаешь. Последнее время ты стала такой замкнутой… Может быть это так сказывается тот факт, что ты отказалась от антидепрессантов, или происходит что-то еще, о чем ты мне не говоришь?
– Я не знаю, что сказать… Я не чувствую каких-то ухудшений. Я не чувствую ничего нового. Все точно так же. Мне не кажется, что мне стало хуже.
– В том то и дело, Оля. Должно стать полегче. Мне тоже больно, да. Я ничего не забыл и мне так же тяжело как раньше, но боль притупилась, это точно. Я не зря просил тебя так много раз поговорить с Анной… или любым другим психологом.
Я вспомнила, как несколько раз подряд Саша спрашивал меня, не соглашусь ли я пообщаться с психологом. С Анной, или другим специалистом, которого рекомендовала Анна, или с психиатром, которого рекомендовал Андриан. Заведующий отделением в их большой больнице. Я не была против, но я и не была «за». Я не понимала, зачем это нужно. Мне плохо, да. И мне всегда будет плохо. Я буду плакать всегда. Я буду замкнутая, буду смотреть в одну точку, буду разговаривать сама с собой, буду мечтать о скорой смерти, потому что только так я смогу встретиться с моей Соней. Это никогда не изменится. Я никогда не буду счастлива. Я никогда не буду хотеть жить. И это нормально. Разве нет?..
– Разве у тебя не так?... – спросила я Сашу.
– Нет, не так. Я не хочу умереть, как ты. Тем более, я не мечтаю об этом. Я думаю, что тебе нужен специалист. Я боюсь, что уже не в силах помочь тебе. Пора признать, что тебе нужна профессиональная помощь. 

Пока он говорил это, он не смотрел на меня, его внимание было рассеяно, он как будто говорил на автомате. Был уже вечер, и мы только что вернулись из очередного путешествия по горам. Он был очень уставший, и в его голосе была то ли сонная тяжесть, то ли усталое безразличие. Так читает нотацию нерадивому ученику усталый воспитатель в исправительном учреждении. И мне даже показалось, что он был увлечен своим внешним видом больше, чем темой нашего разговора. Говоря мне о том, что я психически нестабильна, он осматривал, критически изучал самого себя, стараясь избавить себя от мелких несовершенств. Я смотрела на этот его увлеченный процесс и не могла поверить, что он мне говорит все это и сам верит в это. 
Через мгновение я вдруг резко ощутила внутри какую-то вспышку. Как будто я была в забытьи, а потом кто-то вытащил меня на поверхность. Но там оказалось невозможно дышать, воздух кончился. И сразу паника! Я неожиданно для самой себя провела ногтями по руке. Насколько мне хватило сил, я процарапала руку от запястья до локтевого сгиба. И еще раз. Я смотрела на него. Прямо в глаза. Кожа мгновенно покрылась багровыми следами и распухла. 

Саша отвлекся от своего занятия и смотрел на меня, не веря, что это все действительно происходит. На его лице я увидела испуг вперемешку со злостью. Он резко встал:
– Если я тебя так раздражаю, то лучше я уйду. 

И он ушел, закрыв за собой дверь. И я снова осталась одна. Наедине со своим сумасшествием и одиночеством. 

Я не знаю, о чем я думала, и что чувствовала в тот момент, когда сделала это. Вернее, я помню, что чувствовала отчаяние. Этот поступок – это просто крик о помощи. Да, мне нужна помощь! Нужна. Но я не могу помочь себе сама. И я не хочу, чтобы меня безразлично отправили к психиатру, записав в отработанный, больной материал. Я не поспеваю за всеми. Очевидно, что мне не становится легче. Я все еще осталась там… Там, где все так же больно. Да, прошло больше года. Да, мне должно было стать легче. Но этого не произошло. И я не очень-то верю, что когда-нибудь вообще произойдет. Более того, я думаю, что никаких улучшений произойти не должно. 

Я несчастна. Я делаю его несчастным. Он устал от меня. Он больше не может и не хочет помогать мне. Он напуган и зол на меня. Как жаль, что я жива… Как жаль, что я не могу убить себя… Расцарапанная кожа на руке жгла и ныла, как будто проявляя на поверхности боль, которая была внутри. Больно внутри и снаружи.
Я снова плакала. Плакала и плакала. А потом как будто услышала в своей голове: «Он не должен лечить тебя. Ему трудно. Он делает что может, но он не всесилен. И в этом ты можешь, и ты должна помочь себе сама.» 
После этого я смогла наконец уснуть.