Утром я проснулась, и кожа на руке сразу напомнила о вчерашнем разговоре.
2 кровавые раны вдоль всей правой руки. Мне стало стыдно… перед своим телом. «Оно ведь ни в чем не виновато… за что я его так?...» Мысленно я попросила прощения у своего тела за причиненную ему боль. Это хорошее, сильное тело, которое спасало меня так много раз. Оно пережило столько операций и даже неизлечимых болезней, и каждый раз это тело излечивало само себя, несмотря ни на что. А я так жестоко обхожусь с ним. 

Тут как раз проснулся Саша и пришел поговорить со мной. Он выспался и выглядел более уверенным и сконцентрированным.
– Оля, я ушел вчера не потому, что я хотел бросить тебя в трудную минуту. Просто я был очень уставшим. Я хотел сказать тебе вот что. Я хочу верить в то, что мы еще будем жить и мы будем вместе. Я хочу, чтобы тебе стало легче, я хочу сделать твою жизнь лучше, спокойнее, проще. Я знаю, что тебе плохо, но я не уверен, что могу помочь тебе. Я старался несколько раз намекать тебе, чтобы ты обратилась к хорошим специалистам, но каждый раз ты игнорировала мои намеки. И я уже не знаю, как тебе тактично сказать о том, что с тобой происходит что-то странное. Ты говоришь, что не чувствуешь никаких перемен к худшему, но я вижу со стороны. Ты меня беспокоишь. Очень беспокоишь и я не хочу потерять возможность тебе помочь, пока она еще у нас есть. 
– Но я и правда не чувствую, что мне стало хуже…
– Ты постоянно плачешь, у тебя не стабильное состояние, ты можешь впасть в ступор или, наоборот, вдруг вспыхнуть гневом. Ты смотришь в одну точку, ты говоришь сама с собой, постоянно бормочешь что-то себе под нос. С кем ты говоришь?
Я молчала. Саша смотрел на меня внимательно и серьезно:
– С кем ты разговариваешь, Оля?
– С Бусечкой… 
– Она отвечает тебе?
– Нет... я просто бормочу «Бусечка, моя Бусечка, Жужечка моя, я тебя очень люблю...» ничего особенного…
– Хорошо… да, я понимаю… Но теперь, когда прошло столько времени, должно становится легче. Это твое отстраненное состояние, это безразличие ко всему, эти мечты о смерти. Это все пугает меня! Я не хочу, чтобы потом было уже поздно, не хочу, чтобы мне пришлось вызывать психиатрическую неотложку. Я не хочу, чтобы ты попала в психиатрическую лечебницу, потому что я не смог вовремя помочь тебе. Согласись, что ты не можешь адекватно оценить свое состояние сейчас сама?
– Да, скорей всего не могу…
– Поэтому я и прошу тебя поговорить со специалистом. Почему ты отказываешься?
– Я не отказываюсь… Просто я не очень доверяю им…
– Почему не доверяешь?
– Ну знаешь, когда я спрашивала у психолога о том, нормально ли это, что я все время думаю о смерти, она отвечала мне: «Это нормально для вас сейчас». Когда я спрашивала, нормально ли представлять себе, как я убиваю себя, она неизменно отвечала мне: «Это нормально для вас сейчас». Когда я спрашивала о том, что надеюсь на неутешительный диагноз от врачей или когда ищу способы убить себя тихо и без последствий, чтобы это выглядело как несчастный случай, она всегда отвечала мне одно и то же: «Это нормально для вас сейчас»… Я просто смирилась с тем, что это нормально для меня. В этом нет ничего нового, ничего опасного. Так что изменится теперь?
– Возможно тебе стоит пообщаться с другим психологом? А может даже с психиатром?
Я вдруг вспомнила сухие, дежурные вопросы психиатра, из 122 Медсанчасти, где мне делали операцию на колене около года назад. У меня случился приступ паники прямо в день поступления в больницу и поэтому ко мне отправили «специалиста». Именно тогда этот дородный дяденька-психиатр прописал мне антидепрессант, выслушав мои ответы. Сухо, безразлично, даже не взглянув на меня, он покивал и выписал рецепт. Я помню, как спросила его тогда: «А сколько их нужно принимать? Месяц?...» – «Год.» – невозмутимо ответил он. И потом сухо добавил: «А может и всю жизнь. Это бессрочный рецепт.» 

Саша заметил мой недоверчивый взгляд и заспешил добавить:
– Да, я понимаю, это сложно – доверять незнакомому человеку.
– Я уверена, психиатр просто снова выпишет мне очередной транквилизатор. И я напомнила Саше о психиатре с его бессрочным рецептом.
– Нет, не надо так думать. Ведь тот психиатр, о котором я тебе говорю знает, что мы снова хотим стать родителями и он знает, что тебе нельзя выписывать новые рецепты на антидепрессанты. Пойми, я не смогу тебе помочь, если ты вовремя не поможешь себе. Если ты не признаешься сама себе, что тебе нужна помощь.
– Ну хорошо, я поговорю с ним. Только после нашей поездки на Алтай, хорошо?
– Почему после поездки?
– Я просто надеюсь, что эта поездка тоже сможет мне помочь. Поэтому я так жду ее, и так на нее надеюсь.
– Хорошо, согласен с тобой. Тогда так и сделаем. Может и правда эта поездка сможет нам помочь получше любого психиатра. А потом мы снова вернемся к этому разговору, если в помощи специалиста будет необходимость.

Так закончился наш трудный, но важный разговор. Мне нужна помощь, теперь я это понимаю. Я согласна с этим. Но сначала я попробую использовать «натуральные» средства – воздух, море, лес, новые впечатления, новые надежды. Еще ярко помнился мне наш поход в Краснодарскую филармонию. Эти новые или может, забытые впечатления радости, восторга, единства, которые я смогла неожиданно для себя испытать, услышав живую, такую красивую музыку. «Красота спасет мир» – и я в это верю.