— Это простая бюрократия! Им нужна просто галочка в отчёте, понимаешь?

Я сижу напротив него, чувствую, что слёзы вот-вот предательски навернутся и я уже не смогу говорить спокойно.

— Я не боюсь, Тёма.

— Я знаю, Оля. Знаю, что ты не боишься. Я говорю тебе о том, что в твоём присутствии завтра нет никакого смысла. Это обычная, стандартная процедура для них. А ты потом снова попадёшь в эту яму, из которой ты только начала выбираться!

.. он не знает. Он ещё не знает, что оттуда нет пути. Из этой ямы нет пути назад.

Мы вернулись в Питер. Домой. Вернее, туда, где когда-то был наш дом. А теперь это место, где каждый уголок, каждый предмет напоминает мне о том, что ее больше нет. Это страшное чёрное ночное окно на кухне... этот кусочек асфальта, где мартовской ночью она лежала, задыхаясь в крови, хватая ртом воздух, с неестественно распахнутыми от ужаса глазами, глядя куда-то в пустоту… мне ещё предстоит пройти мимо этого места, заставив себя остановиться, задержаться и перебороть свой страх. Снова. Снова увидеть все как в ту ночь.

Я вспоминаю как всего 3-4 дня назад нашу тихую жизнь на берегу моря остановил этот телефонный звонок.

С момента последней моей записи прошло больше месяца. Я оставила в дневнике последнюю историю в ее День Рождения. Я не думала, что напишу потом что-то ещё.

До последнего момента я никак не могла решить, ехать ли мне с Сашей, или лучше остаться в Анапе, у родителей. И внезапный звонок нового следователя, недавно назначенного на наше дело, определил наши планы.

Но зачем мы ему понадобились? Ведь все показания сняты... 8,5 месяцев назад предыдущий следователь и его помощники уже брали наши показания, приезжали к нам домой, фотографировали квартиру, забирали гаджеты, блокноты и рисунки Сони, опрашивали учителей, одноклассниц и даже наших соседей. Неужели они сделают все это снова? Да.. Возможно, они потеряли все материалы? Возможно, это обычная процедура, когда назначают нового следователя на незакрытое дело? Это были только догадки.

Боялась ли я? Нет. Я была даже убеждена, что это необходимо. И это правильно. Ведь погиб ребёнок! Это очень серьезно. И пусть всё снова проверят и перепроверят, если это может как-то помочь... помочь?.. Как? Кому?

Мы сидим в небольшом, но уютном месте, в «Петровиче», в маленькой кафешке строительного магазина на самом краю города. Передо мной стоит бумажный стаканчик. Кофе остывает. Я забыла о нем.

Как я тут оказалась? Тёма.

Буквально полчаса назад мы с Сашей попрощались с ним, уезжая из любимого ресторана. Не видела его много месяцев и была так рада снова встретиться с другом. Правда заметила, что он какой-то задумчивый и напряженный. «Наверное что-то по работе беспокоит его», — подумала тогда я. Мы уже оплатили счёт и поехали домой, но вдруг Саша решил заехать на парковку «Петровича», пояснив, что Тёма срочно хочет снова поговорить с ним. Странно... я не стала задаваться лишними вопросами... надо — значит надо.

Тёма приехал, и Саша вышел из машины. Я почувствовала, что мне не стоит идти туда к ним. Я не знала о чем они могут говорить, но, наверное, это было что-то важное. Потом Саша подошёл к машине, и я уже хотела помахать Тёме на прощание, но вместо того, чтобы сесть за руль, он подошел, только открыл дверь и сказал мне:

— Пойдем-ка с нами, Оля. — я вышла, не задавая вопросов.

— Я обещал вам кофе, значит будет кофе! — весело подмигнул мне Тёма. — Пошли!

И я пошла. «Может они просто замёрзли говорить на улице и решили продолжить разговор в кафе?» — подумала я.

И вот спустя пару минут Тёма сидит напротив и смотрит на меня своими добрыми карими глазами. Саша куда-то пропал...

— Это не заканчивается, понимаешь... хуже все равно уже не будет... — говорю я ему тихо и понимаю, что слёзы уже льются, голос дрожит и выдержка моя почти кончилась...

— Ты в этом уверена? Посмотри на Сашу. Ты нужна ему.

— Я знаю... мне очень жаль… я хотела встретиться со следователем и сказать ему, что это я во всем виновата, чтобы он забрал меня...

Я вспомнила, как еще в Анапе, собираясь в Питер и планируя встречу со следователем, я неожиданно для себя стала постоянно думать об этом, как о возможности искупить свою вину. «А что, если я скажу следователю, что я виновата во всем?.. я попробую убедить его в своей виновности... сможет ли он тогда забрать меня? Возможно, меня даже посадят в тюрьму... да... так и должно быть! Это и есть мой шанс на искупление, о котором я так просила Бога все это время!» такие мысли стали преследовать меня постоянно, все эти дни, что мы собирались в дорогу. Саша заметил мою угрюмую задумчивость и в итоге вывел меня на разговор. Мне пришлось признаться ему в своих идеях. Я рассказала, что мне слишком тяжело жить с таким сильным чувством вины и о том, что я прошу Бога о смерти, несчастном случае или болезни каждую ночь. Или о любом другом искуплении. И вдруг эта встреча со следователем! Как будто Бог дал мне шанс. Тот, о котором я и просила!.. И я надеялась, что если я окажусь в тюрьме, то смогу чуть ослабить это чувство. Смогу таким образом заплатить за совершенный мною грех.

И вдруг, этот добрый, спокойный и любящий человек, которого я так хорошо знала, заявил мне, что если я сделаю то, о чем говорю, он будет расценивать этот поступок как предательство. Что он не простит меня. Он вдруг сказал, что «…Это никакая не жертва, никакое не геройство, это гребаный эгоизм! Ты просто бросишь меня тут одного! Это не поможет тебе искупить вину! Это не облегчит твою боль, не освободит тебя от тяжести твоей вины. Ты просто сделаешь меня совершенно несчастным! Мне не зачем тогда будет жить! Разве ты не понимаешь, что я живу только ради тебя сейчас?..» — он говорил так обреченно и я заметила, что в его глазах были слёзы. Моя идея явно пришлась ему не по вкусу... в следующее мгновение его взгляд так изменился... он стал уверенным и даже жестким:

— Ты никуда не поедешь!

— Как это?.. нужно ехать, я же сказала уже следователю, что поеду...

— Нет! Я категорически против! И если ты рассчитываешь с его помощью попасть в тюрьму или психушку, я тебе такого шанса не дам! Я скажу, что ты заболела, что у тебя нервный срыв, что угодно. Но ты не поедешь туда!

Мне пришлось потом ещё долго уговаривать Сашу, убеждать его, что это только мысли. Что я не принимала никакого решения, я просто честно рассказала ему обо всем, как он и просил. Да, возможно, это глупо и эгоистично, я совсем не подумала об этом... мне даже пришла на ум обратная аналогия, которой я и поделилась с Сашей:

— Наверное, это, как если бы ты вдруг объявил мне, что не можешь жить со своим чувством вины и вот ты решил уйти на войну и погибнуть там. Я бы тоже разозлилась на тебя и объявила тебя жестоким эгоистом... ты прав. Мне очень жаль, что я так расстроила тебя и я обещаю, что постараюсь не говорить на этой встрече ничего такого. Я буду рассказывать правду, но не буду бросаться геройскими или жертвенными обвинениями в свой адрес.

Я снова возвращаюсь в реальность, я сижу напротив Тёмы и мои воспоминания о том непростом разговоре заставляют снова спросить:

— Тебе об этом Саша рассказал? Он рассказал, что я хочу взять вину за смерть Сони на себя? Поэтому ты меня пытаешься отговорить от завтрашней поездки?..

— Нет. Я не знал об этом. И теперь я вдвойне уверен, что тебе там завтра делать нечего. — По его суровому взгляду я поняла, что он говорит правду. Он и правда не знал... я стараюсь сменить тему:

— Но Саша будет там один! Я не хочу его оставлять там завтра одного!

— Он справится. Он — да. А вот ты нет. Я знаю тебя уже больше 20 лет. Он в трудной ситуации позволяет помочь себе. Ты — нет. Ты закрываешься, уничтожаешь себя. И потом ни мне, ни Саше уже будет не вытащить тебя. Поверь мне.

Тема смотрит на меня спокойно и уверенно. Если в его глазах промелькнёт хотя бы тень страха или неуверенности, я тоже потеряю это чувство равновесия. Но он смотрит на меня спокойно и уверенно, продолжая свою цепочку доводов:

— Я до последнего момента не знал, удастся ли решить этот вопрос так, как нам нужно, и только сейчас получил подтверждение. У меня есть такая возможность, помочь. А у тебя теперь есть возможность выбирать. Ты можешь поехать завтра туда. Но у тебя есть выбор не ехать. И я настоятельно тебе рекомендую не делать этого.

— Но как же не ехать? Мы ведь специально приехали из Анапы, чтобы встретиться с этим новым следователем! И я ему сама сказала по телефону, что приеду... и потом... я ведь виновата, понимаешь?..

— В чем ты виновата?! В том что заботилась о своём ребёнке? — Я вижу, как Тёма на какой-то момент теряет самообладание, — В том, что была расстроена ее поступком?! В том что боялась за неё?!

Я чувствую, как он повышает голос, и поэтому наклоняюсь к нему и говорю почти шепотом:

— У Сони была низкая самооценка из-за меня. Она была несчастна из-за меня. У нее, скорей всего была депрессия... тоже из-за меня! Это я виновата, что ей было так плохо и она сделала это с собой!

— Оля... неделю назад девочка-подросток вышла из окна 11 этажа из-за того, что папа отобрал у неё телефон. Таких случаев, к сожалению, очень много. Вы не одни в этом страшном горе.

— Какой ужас... Боже мой... бедные дети, как же им тяжело... — я уже искала салфетку, чтобы вытирать слёзы, которые просто текли по щекам.

Чуть позже я убедилась, что это была правда. Я ввела запрос о погибшей девочке и поисковик выдал десятки страниц о том, как подобное несчастье случалось в Петербурге в 2022 году с огромным количеством девочек в возрасте от 9 до 16 лет. Подробности их гибели были настолько трагичными, даже жестокими, не поддающимися осознанию... и они делали это с собой... сами... Как много боли в этих душах, как невыносимо много боли...

— Оля... я не знаю, просто не понимаю.. такое ощущение, что они просто не хотят жить! — продолжал Артём.

— Нет, ты не понимаешь! Во всем виноваты их родители! Я во всем этом виновата. В том, что случилось с Соней. Она никогда не могла дотянуться до моих стандартов, мне вечно было мало!

— Ты что, ставила ее на горох? Или может выгоняла на мороз, может избивала?!

— Нет, что ты, я никогда не била ее...

— Вот, видишь!

— Но Тёма, ты же понимаешь, что моральное насилие порой страшнее физического...

— Какое ещё моральное насилие, как ты морально насиловала ее?! — Тёма снова начинал выходить из себя, я заметила это, сохранять терпение начинало даваться ему с трудом. — Разве родители не ругают своих детей? Разве не воспитывает, а порой и наказывают! Оля, вспомни нас с тобой! Мы же росли в таких же условиях, даже хуже. Мы же как-то выжили!

— Тема, мы с тобой — совсем другое дело! Ты вспомни! Большей эгоистки чем я ещё нужно было поискать! Да я наверное бы во время радиации смогла бы выжить!

Я заметила грустный смешок на его губах. Но в следующую секунду он посмотрел на меня, и продолжил серьезно:

— Родители любят своих детей и не желают им такой судьбы. Но я согласен, это страшное, трудное время для детей. Вот в чем их жизнь! — он поднял с деревянного столика мобильный телефон.

— Для них нет реальной жизни, — продолжал он. — Вся их жизнь в этих телефонах. Я понимаю тебя, моя дочка точно такая же... она вся там, такая ранимая, обидчивая, мнительная, уходит в себя и тоже очень за неё боюсь.

— Береги ее... и не совершай моих ошибок... я доверяла Соне и думала:

«ну что может случится плохого, она же такая хорошая, добрая, кто ей может желать зла?» Поэтому не было никаких трекеров, приложений слежения, никакого родительского контроля на телефоне... помню, Соня так этим гордилась, что родители ей доверят и не следят за ней. Но это была ошибка...

— Да, я понимаю, о чем ты. Я стараюсь проводить больше времени с дочкой, разговариваю с ней каждый день и родительский контроль у нас есть на телефоне и ограничение по времени пользования этим телефоном. Но какие-то вещи мы просто не в силах предугадать и предотвратить. Я ещё раз говорю тебе, что эти случаи детских суицидов сейчас очень часты. И они случаются и в хороших, любящих семьях. С детьми происходит что-то страшное. Они просто не хотят жить. Или думают, что сейчас я просто сохранюсь, как в игре и потом начну все заново.

Я продолжаю смотреть на Тему, он держит меня за руку. Саша куда-то пропал… наверное дал нам время поговорить.

— Ты слышишь меня? — его голос снова выдергивает меня, наверное, я задумалась, — Я уверен, что тебе совершенно не нужно завтра там быть. Я говорю тебе снова:

это твой выбор. Ты можешь пойти или нет. Я обо всем договорился, поверь мне. Это просто бюрократическая процедура. Им всем плевать на вас, на Ваше горе. Им нужно сдать отчёт.

— Прошлый следователь был очень хорошим человеком, и его помощники тоже… — возражаю я тихо.

— Там работают разные люди. Это новый назначенец, я его не знаю. И как он себя там поведёт тоже не знаю.

— Но Тема, какой смысл отказываться от этой встречи? Ведь они все равно приедут к нам домой! Они снова будут осматривать все, фотографировать, опрашивать...

— Не будут! Этого не будет. Я говорю тебе 100%, что никто к вам не приедет!

— И они не будут снова опрашивать девочек?

— Нет!

— Слава Богу... этого я больше всего боялась... Знаешь, я уже прочитала так много книг о суициде я знаю, что риск последующего суицида среди друзей погибшего подростка возрастает наполовину! Эти девочки, ее подруги, они в опасности. И их не стоит снова беспокоить...

Я не стала рассказывать, что в одной из этих книг я так же нашла упоминание о заболевании, которое, по своим симптомам полностью совпадает с тем, что происходило с Соней уже несколько лет… головные боли, сложности с концентрацией, не способность усвоить и запоминать только что поступившую информацию, хроническая усталость, трудности с пониманием, бессонница, боли в сердце, энурез при стрессовых ситуациях, частые простуды. Это заболевание, астено-невротический синдром, который при бесконтрольном течении может перерасти в хроническую депрессию. Причиной появления этого синдрома может быть наследственность, травма, биохимические особенности мозга или хронический стресс. А чаще все сразу. Все эти симптомы сопровождали Соню уже много лет, и мы ничего не сделали, чтобы изменить это. Не провели МРТ после травмы головы, не наблюдались на учете у невролога. Я ничего не сделала, чтобы помочь ей, и вместо необходимой помощи и заботы что я делала? Давила, требовала, расстраивалась, даже злилась... я принимала ее физическую неспособность за простую лень. А хроническую депрессию я принимала за инфантильность и пофигизм. Только теперь я, кажется, стала понимать эту разницу:

«не хочу» и «не могу». Бывает так, что человек просто не может и в этом случае наставления и критика — это последнее, что ему нужно.

— Оля, я говорю тебе с полной уверенностью, что их никто не побеспокоит, и вас тоже. Мне сказал об этом начальник следственного комитета. — Спокойный и уверенный голос друга снова выдернул меня из моих мыслей.

— Это хорошо! Спасибо!..

— Ты должна понять, что сейчас ты должна поддерживать Сашу. Вы есть друг у друга и это очень много значит!

— Я стараюсь, Тема! Очень стараюсь! Видишь, я даже улыбаться могу, когда нужно, и даже смеяться. Я стараюсь не беспокоить его лишний раз и всегда отвечаю ему, что все нормально. И веду себя нормально. Насколько это возможно.

— Если вы будете заодно, у вас есть шанс справиться.

— Я понимаю…

Теперь я заметила, что Саша вернулся. Он сел рядом с Темой. Вот они, сидят напротив меня, а я думаю... так странно, они стали такими хорошими друзьями... как они похожи... сильные, смелые, выносливые, великодушные люди.

Я посмотрела на Сашу и сказала:

— Тема просит меня не ехать завтра к следователю с тобой.

— Да. И я надеюсь, ты последуешь его совету. Его знакомые обо всем договорились с начальством этого следователя. И никто не будет спрашивать, почему ты не пришла.

— Но разве это не будет выглядеть, как будто я испугалась или я что-то скрываю? Я ведь хотела приехать и быть полезной...

— Нет. — почти одновременно прозвучало сразу два голоса. Они смотрят на меня.

— Мне будет намного проще, если ты не поедешь завтра. Мне будет так спокойной, поверь мне. — Сашин голос звучит спокойно, но настойчиво.

Я начинаю понимать, что этот разговор планировался задолго до сегодняшнего вечера. И многие люди поучаствовали в решении этого вопроса. Немного помедлив, я отвечаю, неуверенно, тихо:

— Хорошо. Если тебе будет так проще, я сделаю так, как ты просишь...

— Отлично. Завтра приедет Димка и побудет с тобой, пока я буду у следователя.

— Может лучше Димка поедет с тобой? — отвечаю я Саше.

— Он там не нужен, поверь. Тем более, что встреча у следователя будет не долгой.

Они все ещё смотрят на меня. Пристально, с недоверием. Знают, какая я могу быть вредная и принципиальная в самые неподходящие моменты. Знают мою тягу к бессмысленному геройству. Как хорошо они оба знают меня... и даже несмотря на это, как хорошо они оба относятся ко мне… что же мне делать?..

Я вдруг вспомнила, как сегодня, пока мы ехали в такси, я почувствовала легкое прикосновение к своей голове. Снова. Я чувствую иногда это. И всегда очень внимательно прислушиваюсь к этим необычным ощущениям.

Я зажмурилась и пока это чувство не прошло, сидела вот так, с закрытыми глазами и жмурилась от удовольствия. В такие моменты мне кажется, что это Соня. Как будто она рядом и как будто она гладит меня по голове. Может это и не так. Мне все равно. Я верю в это, и мне этого достаточно. Тогда я говорю себе, что мне нужно быть внимательной и не пропустить какой-то важный знак свыше. Ещё я вспомнила, как сегодня утром, пока я читала, оба светильника — свечка и лунное сердце одновременно выключились... так странно, одновременно 2 разных светильника, которые ещё вчера я поставила рядом с Сониным портретом, который нарисовала моя мама, вдруг отключились... я подумала тогда:

«Странно... что это означает? Может быть нужно сегодня быть особенно внимательной к каким-то событиям и не упустить какое-то важное послание?».

Эти мысли пронеслись очень быстро в моем сознании, как будто лампочка, зажглась и осветила выход. А может быть, Соня хочет так меня уберечь от лишней боли?

Тёма, которого, как я верю, она вернула мне через столько лет, чтобы мне было легче пережить этот ужас, решил помочь и избавить меня от этого ненужного допроса. Очевидно, что все сложилось определенным образом. И возможно, так будет лучше для всех?..

— Хорошо. Я не поеду. Я обещаю, — уже уверенно и громко говорю я.

И слышу облегчённый выдох обоих.

Все решено. Завтра Саша пойдет на встречу со следователем без меня.

Уже поздно, пора ехать домой. Мы возвращаемся. Мы едем по ночным Питерским улицам. Огни когда-то любимого города напоминают о тех счастливых днях, когда мы были все вместе. Я понимаю, что все это было как будто в прошлой жизни.

Едем домой. Вернее, туда, где когда-то был наш дом...