Любимой мамочке

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ Мамочка!
Жилаю тебе счастья!
выздоравлевай поскорей!
и потом больше не болей!
будь рада! и весела!
 
С 8 Марта!
Дорогая мамочка!
Поздравляю тебя с 8 Марта!
Ты у меня самая добрая, самая лучшая, самая самая умная, ты моя самая самая лучшая, ты лучше всех.
Я люблю, когда ты обнимаешь меня по утрам, я люблю, когда ты учишь меня чему-то новому!
Желаю тебе здоровья, любви, радости.
Я тебя очень-очень люблю!
Твоя Соня!
8 марта 2019 год!

*****
 
Любимой Маме от Сони!

Дорогая мама!
Прости меня пожалуйста!
Я не хотела тебя обижать.
Мне становится не приятно когда я тебя обижаю, растраиваю.
Мама я понимаю что на мне лежит вина! Я сделаю все что ты захочешь! Только прости меня!
И я люблю тебя!
С любовью Соня.
 
(И ниже рисунок тортика со свечками в виде слова «ИЗВИНИ» и надпись рядом: «Извинительный тортик от меня!»)
 
Это красиво оформленное письмо Соня однажды подсунула мне под дверь, когда мы с ней поссорились. Я уже не помню причину, но скорей всего я расстроилась из-за потерянной или испорченной вещи. У меня был какой-то пунктик по поводу вещей. Моя семья жила очень бедно – помню как в детстве я много лет ходила в одних и тех же ботинках, подкрашивая краской места царапин и потертостей. Еще помню, у меня было пару блузок – они были уже мне давно малы, я давно из них выросла и рукава уже стали по локоть, но я умудрялась искусно прятать эти короткие рукава под бесформенным свитером. Может поэтому для меня бережливое отношение к вещам в условиях относительного достатка было каким-то нездоровым. 
Я помню, как заметила этот листочек, который вдруг появился под дверью, я подняла, прочитала его и написала Соне ответ на обратной его стороне:

«Соня!
Я тоже люблю тебя! Спасибо за это письмо! И за извинительный тортик!
Мне жаль, что я обидела тебя и прости, что сделала тебе больно. Я вчера очень разозлилась, что ты так говоришь о бабушке. Ведь она любит тебя больше всех на свете.
И еще я огорчилась, что я, наверно, плохая мама, раз дочка так грубо с нами разговаривает.
Я с папой стараюсь для тебя, а ты так нам отвечаешь. Наверное, мы такое заслужили, но меня это злит и возмущает.
Трудно быть тебе другом, если ты так относишься ко мне: портишь мои вещи, говоришь мне грубые вещи, хотя я стараюсь тебе устроить праздник и выбрать лучший подарок.
Мама.
P.S. Я все еще очень расстроена. Но я все равно люблю тебя!
 
Мне потребовалась неделя, чтобы после прочтения этих писем прийти в себя.
Неделю назад, когда я была занята очередным разбором вещей в квартире, я нашла эти записки и письма от Сони. Столько слов любви, столько непосредственности, искренности, невинности… В этот момент, читая о том, как на ней «лежит вина», и как она «сделает все что я захочу», только бы я не расстраивалась, я почувствовала, как огромная волна бессилия и гнева одновременно накрывают меня… Чувство вины такой силы, как будто не было этих почти 2-х лет борьбы. Как будто я снова вернулась к тем первым месяцам после гибели Сони. Я плакала. Плакала не от печали, не от утраты, не от тоски. Я плакала от гнева, от злости. На себя. На Сашу. Я была полна такого гнева, что было даже странно, где, как он мог прятаться все это время, пока, как мне казалось, я учусь «отпускать», «принимать» и «прощать»? Выходит, что все это "отпускание"  только игра, иллюзия, самообман?! Я осталась такой же злой, жестокой, пустой!

Я проплакала целый день. Все встречи и дела были отменены, я могла только плакать. Плакать от бессильного гнева и чувства вины. Я чувствовала сильный жар. Жар внутри и снаружи. Может это гнев обжигал меня, а может быть от бесконечных слез у меня поднялась температура. За день до этого я уже назначила встречу с психологом Анной. Я хотела просто повидаться с ней, подарить пару хороших книг, рассказать о своем путешествии на Алтай и о том, как теперь легко нам стало с Сашей общаться. Но теперь я поняла, что все это не так. Я обманывала себя?.. Я даже хотела отказаться от встречи с Анной, но решила дать себе время, ведь в конце концов, кто как не профессиональный психолог может помочь мне в такой сложной ситуации справиться?

На следующий день я проснулась, но не смогла открыть глаза. Они так опухли и болели. Только к обеду я смогла нормально видеть. Но так как я продолжала плакать, то ситуация не улучшалась. Я продолжала на автомате разбирать и перекладывать вещи, но все еще много плакала. По ночам, перед сном я стала много и долго рассматривать картинки с печальными или даже страшными сюжетами на тему самоубийств. Прекрасные, но жуткие образы, которые были воплощены людьми, которым скорей всего было очень больно и одиноко. Наверное, когда я просматривала их, мне становилось немного легче, потому что я чувствовала, что в этой боли я не одинока. А потом мне вдруг стало легче после внезапно осенившей меня идеи: когда я поправлюсь, через положенные врачом 6-8 месяцев, я снова поеду в Краснодар, и снова повторю перенос эмбриона. Чтобы у меня снова случилась внематочная беременность и мне тогда удалят и вторую трубу. А потом, спустя еще 6-8 месяцев, когда шансов на естественное зачатие уже не останется, я использую последнюю возможность – третий и последний эмбрион с мозаицизмом (таких эмбрионов многие клиники отказываются переносить, так как в случае мозаицизма велик риск выкидыша или рождения генетически  больного ребенка). Но я сделаю это. И в третий раз попытка будет неудачной. И вот когда я уже буду полностью бесплодной, даже без возможности произвести ЭКО, тогда я оставлю все и всех и уеду очень далеко, и уже не вернусь. А может мне даже удастся в процессе этих гормональных качелей "вырастить" рак. После того, как эта мысль появилась в моей голове, она как будто полностью завладела моим сознанием, принося мне одновременно покой и жестокую уверенность в том, что я совершенно точно заслуживаю именно такого исхода. Так как этот план предполагал обязательное "участие" второй половины (перенос осуществляется всегда только с письменного согласия мужчины или по нотариально-заверенной доверенности) я поделилась своей идеей с Сашей. Конечно сначала я попыталась утаить истинную причину такой настойчивости. Но он отказался от моего предложения, сомневаясь в логичности моего плана – "Зачем сразу так рисковать, если можно попробовать естественный путь?".  Он же не знал, что истинная цель всего этого мероприятия – не ребенок, а боль, разочарование, инвалидность, бесплодие, рак и одиночество... Когда я рассказала истинную причину, он расстроился (даже сказал, что он "не будет участвовать в этом самоубийственном плане") и посоветовал обязательно обсудить это с Анной. 
Я решила не пускать на самотек свое вновь всплывшее на поверхность чувство вины, и теперь еще и аутоагрессивность и не стала отменять встречу с Анной. С четверга по воскресенье я монотонно продолжила разбирать вещи. Эти хоть и скучные, но в каком-то смысле очищающее разум действия мне немного помогли «дотянуть» до воскресенья. Ситуация еще осложнилась тем, что в этот же день у соседей сверху приехали внуки, и наш потолок гремел и дрожал все эти дни с утра до ночи. Так что к воскресенью я была совершенно разбита.

В воскресенье я, как и договорились, приехала в офис к Анне на консультацию. Я вкратце рассказала ей о неудачном ЭКО, о внематочной беременности и о последующей за ней срочной операции. Потом я стала рассказывать о Сониных письмах и о том, как я отреагировала, когда прочитала их. Спустя минут 10 Анна начала задавать мне какие-то вопросы из стандартного опросника на тему «Есть ли у меня депрессия?». Я, вероятно, выглядела не лучшим образом – все время плакала и отвечала неуверенно. Может поэтому Анна в итоге сообщила мне, что она не может мне помочь потому, что у меня очень серьезная, глубокая, затяжная депрессия. И у нее не хватает опыта и профессиональных знаний, чтобы помочь мне выйти из этого состояния. Я конечно очень удивилась такому повороту, подумала, что наверное она хочет, чтобы я прямо сейчас встала и ушла. 
Но я не ушла.

Я задала Анне несколько вопросов, о том, как она определяет или называет мое нынешнее состояние. Она ответила, что это очень похоже на глубокую затяжную психологическую травму, осложненную тяжелой депрессией из-за утраты. Мы стали говорить об этом и как-то так вышло, что проговорили потом еще почти 2 часа. 
Анна убеждала меня, что мне нужно работать со специалистом, который бы помог мне справиться с детской психологический травмой, которую я переживала, пока жила с родителями. О том, что моя мама не способна была дать любовь своему ребенку, поддержку и уважение. О том, что в детстве я не чувствовала себя в безопасности в своей семье, о физическом и психологическом насилии, о неконтролируемой агрессии моей матери. И самое главное – о том, что теперь, спустя много лет, как итог – я все еще считаю себя плохим человеком, который не способен на хорошие поступки и который не достоин любви. Именно потому, что много лет подряд мне внушала это моя мама. 

Анна настаивала снова и снова, что моя мать несёт ответственность за то, что я такая «поломанная». Я помню, как протестовала, говорила, что теперь, когда я стала уже взрослым и свободным человеком, я сама несу ответственность за то, какой мне быть. Я сама в итоге делаю свой выбор. Но Анна настаивала, что хоть я много работала над собой, и во многом я смогла перебороть мамины жизненные сценарии и даже генетическое наследие, но все эти усилия не смогли уберечь меня от бессознательной уверенности в том, что я "плохая". Бесконечный контроль, осуждение, критика, неуважение, унижение – все это много лет подтачивало детскую психику. Только услышав об этом, я тут же попыталась перенести это убеждение на наши отношения с Соней. "Ведь я была такая же!" – повторяла я снова и снова, – "Своей критикой и давлением я довела ее до самоубийства!".. В разговоре Анна часто ловила меня на том, что я постоянно ищу возможность считать себя виновной. И еще я постоянно ассоциирую себя со своей матерью – «Я стала точно такой же как она», «Я повторила сценарий ее жизни», «Я была такой же плохой матерью как она». Каждый раз услышав такое, Анна начинала задавать мне вопросы: "Вы били своего ребенка?" Или "Ваша мать хоть раз говорила Вам или писала Вам такие письма с сожалением о том, что она причинила Вам боль, или о том, что она Вас любит?" Или "У вас было желание писать своей маме о любви или подойти и обнять ее?" Или "Ваша мать общалась с Вами как вы с Соней обо всем на свете?" Или "Ваша мать помогала Вам с уроками в школе?" Или "Ваша мать занималась творчеством или другими интересными вещами с вами?" На каждый из таких вопросов я отвечала "нет..."

Да, когда я стала свободной, когда смогла уехать из дома, я во многом действительно жила по принципу «лишь бы не быть похожей на свою мать!» и возможно, благодаря этому смогла изменить в себе многое. Я старалась и училась строить другие отношения. Училась рисковать, пробовать, не боятся, часто принимала решение наперекор страхам своей матери. Но, не смотря на многие изменения и достижения, я понимаю, что есть вещи, которые даже сейчас порой мне трудно контролировать, потому что они как будто «просыпаются» во мне – гнев, агрессия, злость. И часто эти эмоции настолько поглощают меня, что мне очень бывает трудно их отследить – понять их причину и предугадать последствия. 
Анна посоветовала мне обратиться к специалисту, который занимается проблемой горя, утраты, тяжелых депрессий. Я пока еще не решилась искать этого специалиста, но стала интересоваться темой детских психологических травм. Возможно, Анна в чем-то права?.. 

Сегодня мы с Сашей встречались с Андрианом, нашим теперь уже общим другом. И он сказал такую фразу:
"Так легко винить себя. Это легче всего – винить себя. Ведь ты беззащитен сам перед собой, потому что знаешь все свои слабые места." Гораздо сложнее – простить себя. Это требует настоящего мужества, сострадания и большой любви. К себе, маленькому ребенку, который все еще живет внутри. Он спрятался, он боится. Ребенок, которого не любила мама, беззащитный и испуганный. Почему она не любила меня?... я не знаю. Может быть, мама в детстве так же когда-то не смогла почувствовать себя нужной, важной и любимой. А может быть, когда она выросла и решила выйти замуж в свои 19 лет, спустя время она почувствовала себя несчастной, возможно она разочаровалась, возможно постепенно стала чувствовать себя жертвой обстоятельств, неосознанно винила в своих неудачах мужа и ребенка. Много разных выборов, и вот, благодаря этим решениям мы там, где мы есть сейчас. И новый выбор нужно делать прямо сейчас. Какие же у меня есть варианты выбора? Обвинить свою мать во всех смертных грехах и жить в роли жертвы абьюза? Нет, такой вариант мне не подойдет. Просто потому, что он тупиковый – когда ты решаешь, что виноват кто-то другой, у тебя больше не остаётся вариантов. Ведь ответственность ты передал другому. Требовать, чтобы мама что-то поняла, осознала и признала свою вину? Нет, ее изменения или осознания – это не мое дело. Если ей нормально, значит это и есть ее выбор – остаться там, где она есть сейчас, не желающая принимать ответственность, не желающая помочь своему страдающему ребенку, которому нужна помощь. Что же остаётся? Как остановить это?... 

Сегодня 2 число. Этой ночью будет 1 год и 8 месяцев, как ее нет с нами. 
Я надеюсь, что я буду продолжать бороться. Я буду учиться прощать себя. Я хочу читать Сонины прекрасные письма, полные любви и нежности с радостью, возможно, с тихой грустью.. но не со злостью и ненавистью к себе и Саше.
Для меня это такой трудный, такой долгий путь. И только здесь, в этом месте, где мы прощались с ней – таком для меня тяжелом месте, я поняла, насколько это будет долгая дорога.